Спасский Холм

Раньше, когда зародившаяся современная цивилизация из центра Европы устремилась в Месопотамию, Индию, Египет, распространяясь по нашей планете, в знойных степях Северного Причерноморья, у слияния двух рек, которые в наше время носят названия Южный Буг и Ингул, обостренные органы чувств наших пращуров зафиксировали мощные энергетические потоки, идущие навстречу друг другу из земли и космоса. Эти потоки нисходили на высокий холм, венчавший полуостров, образованный слиянием двух рек, берега которых были покрыты лиственными лесами, с преобладанием твердых пород деревьев, таких как дуб, вязь, ясень.

Навстречу космическому потоку из холма мощными энергетическими волнами пульсировала энергия земли, и над холмом, не притупленные цивилизацией, свободные от стереотипов религиозных догм и государственных установок, органы чувств наших пращуров ясно видели переливающееся неземными красками сияние при столкновении этих энергий. Они ощущали импульсы оздоравливающей, исцеляющей могучей силы, которая вливалась в их тела и несла с собой что-то тайное, волшебное, какое-то чарующее ощущение прикосновения к чему-то огромному, беспредельному, могучему, доброму, справедливому и в то же время неумолимому.

Во время грозы над холмом образовывалось огненное кольцо из слепящих молний. И обостренные человеческие чувства испытывали приливы радостного ужаса, перемежающегося неслыханным восторгом, переходящим в экстаз, который соединял свободное сознание наших пращуров с силами природы и давал им понимание того, что они, люди, едины с этими стихиями и являются их неотъемлемой частью.

Тысячелетиями изучались тайны Холма, человек, выполняя свое предназначение исследователя, раскрывал эти тайны, осваивал их, и к тому времени, когда Северное Причерноморье стало именоваться Киммерией, киммерийские жрецы по праву считались самыми мудрыми и могущественными. Тогда же на вершине холма из исполинских гранитных глыб, включающих в себя вкрапления магнитного железняка, привезенных с верховья реки Южный Буг, было сложено кольцо диаметром в 50 двойных мужских шагов с тремя священными камнями посередине. С 10-12 лет мальчиков и девочек, обладающих способностями, обучали тайнам движения звезд, роста трав, кустарников, деревьев, тайнам течения ручьев и рек, тайнам движения ветра, души и тела человека. К 30 годам те из них, кто выбирал себе путь жреца или жрицы, предстояло пройти Высшее Посвящение могучими силами природы на Священном Холме. Со всех земель, от всех народов приходили зрелые мужчины и женщины, давшие обет безбрачия.

В середине года, когда солнце достигало апогея в своем движении по небосклону, наступал период летних гроз. За десятки километров было видно и днем, и ночью сияние над холмом. Священным трепетом наполнились сердца ждущих посвящения, желающих получить власть над стихиями и людьми. Многие из них не выдержав напряжения после многомесячного пути, поворачивали обратно, вызывая сочувственное уважение у продолжавших путь. Человек, сделавший выбор, независимо от его содержания, в те времена был глубоко почитаем, как человек, осознавший свои возможности, измеривший свои духовные и физические силы. Пасть перед врагом на колени было позорно. Павший становился рабом. Отступить перед стихиями было почетно. Человек, сделавший это становился мудрецом. Нужно было обладать могучей силой воли для того, чтобы после 10-15 лет изнурительной учебы сделать выбор. Но не это являлось причиной возвращения. Причина была совеем иной. ХОЛМ ВЫБИРАЛ. Годы, отданные учебе, давали стремившимся к Холму много знаний и умений, но главной способностью была способность слышать ЗОВ ХОЛМА, и никакие силы не могли остановить человека, услышавшего этот ЗОВ. Среди услышавших ЗОВ были воины и рыбаки, пекари и охотники, были юноши и глубокие старики, различных рас и народов. Но в основном это были отобранные и обученные киммерийскими жрецами, прошедшие отбор, посвященные, отмеченные священным цветком водяной лилии юноши и девушки, потомки древних Ариев.

Холм находился на полуострове у слияния рек, которые мы теперь называем Южный Буг и Ингул.

Вокруг расстилалась обширнейшая Степь, от Восточных отрогов гор, в наше время носящих название Карпаты, рек, с современным названием: Дунай, Днестр, Днепр, Южный Буг, Ингул, Кальмиус, Северный Донец, Дон. С целой системой могучих лиманов на 1-2 дня пути вдававшихся в сушу. Великая Степь уходила в Заволжские и Закаспийские дали, включая в себя нынешнее высыхающее Аравийское море, а так же бурные полноводные Сырдарью и Амурдарью, впадающих в Каспий, и упиралась в могучие снежные шапки Тянь-Шаня и Памира, за которыми смутно угадывалось величественное энергетическое дыхание Тибета и Гималаев.

Степь была прекрасна и беспощадна, как сама жизнь.

Путника, пытавшегося пересечь его просторы летом, подстерегал испепеляющий зной, удушающие пылевые бури, перемежающиеся ураганными грозами, обрушивающими с огненного неба сплошные потоки воды такой насыщенности, что птица, зверь или человек, поднявший по неосторожности лицо вверх, рисковал погибнуть от удушья.

Этот водяной обвал, превращал жирную, маслянистую черноземную почву в бездонное болото, засасывающих и пеших, и конных в непроходимых оврагах, достигавших стометровых глубин. Бесчисленные стада травоядных животных во время миграции, спугнутые сопутствующими хищниками, затаптывали в землю целые караваны, безрассудных смельчаков, рискнувших углубиться в Великую Степь. И все это тонуло в тучах кровососущих насекомых: комаров, слепней…

В редкие зимы, когда травоядные, мигрируя, уходили по горным проходам Карпат, Кавказа, Тянь-Шаня и Афгана на Юг. И морозы, доходящие до 40 градусов сковывали землю, озера и реки, отдельные смелые путники и караваны могли пройти Степь, но такие годы бывали редко, и путь терял свой смысл, так как холм говорил с людьми, только тогда, когда солнце стояло в зените.

Летом же путь был возможен только водой. В выдолбленных из исполинских деревьев челнах, насчитывающих порой до 30 гребцов по ручьям, рекам, степным озерам, связанных бесчисленными протоками, по морю, которое сейчас называют Черным, прибывали паломники к Священной Роще, сбегавшей с Великого Холма четырьмя террасами к узкой полосе песчаного берега речного лимана. К священному песку можно было прикасаться только тогда, когда заходящее солнце касалось своим краем противоположного берега.

Прибывшие путники с трепетом ступали на священный берег к Великому Холму, который подобно исполинскому орлу, раскинул могучие, поросшие степными травами откосы-крылья, от берега до берега излучины лимана. Прибывшие поднимались по узкому глубокому оврагу, который имел форму прямого меча, уходившего к сердцу Холма, поросшего могучими деревьями так, что только глубокой зимой, когда опадали желтые листья под напором первых заморозков, робкие лучи заходящего солнца освещали священный источник, бывший могучим, пульсирующим, как живое сердце, фонтаном, слегка солоноватая вода которого делала человеческое тело неуязвимым для вражеских стрел и дротиков. Пришедшие к чудесному холму благодарили Богов за то, что они дали им возможность дойти к заповедной роще, ставали под волшебную струю и вместе с их потом на священный каменный алтарь лилась свежая человеческая кровь рабов, принесенных в жертву могучему Богу Холма, Богу Грома и Молний.

После омовения и жертвоприношений путники возвращались к месту своей высадки разжигали костры и впервые за многие месяцы, а случалось и годы тяжелого пути засыпали под стрекот цикад и нежного шелеста листьев священных деревьев и кустов в полной безопасности, охраняемые могучими силами Холма и его жрецами, владевшими удивительными приемами рукопашного боя и имевшими в своем распоряжении оружие, позволявшие им одерживать победы над странами и народами.

Рано утром, когда восходящее солнце зажигало утреннюю зарю они направлялись к известняковым откосам правого крыла, к входу в пещеру, ведущую в лабиринт карстовых пустот, пронизывающих Великий Холм, хранивший в себе врата в царство мертвых.

Проследовав через запутанную систему подземных переходов, по которым, сверяясь с условными знаками вырубленными в известковых и гранитных стенах, вели их жрецы, посвятившие свою жизнь служению Великому Холму. Стремящиеся к истине, через арку из желтого не окисляющегося метала, входили в подземный храм, с алтарем, украшенным исполинскими рогами лесного туря. Набольшую пещеру, посреди которой находилось озерцо с вытекающим из него ручейком, который скрывался в ровной стене пористого ракушняка. Каждый из прибывших с таким обращением к духам предков, которое беззвучно произносилось с едва заметной артикуляцией губ, возлагал на простой алтарь из голубого гранита фрукты и овощи, так как духам умерших нужны были только запахи растений и их плодов, которые будили у них воспоминания о радостях земной жизни.

Покой! Покой и только покой нужен Духам умерших. Им чужды земные чувства и чувства выполненного долга во время земной жизни. Покой и радость от того, что на земле о них помнят и чтят. Покой и запах цветов, плодов, ягод и фруктов. Часто среди этих запахов их тревожили неизвестные им запахи сушенных бананов, кокосовых орехов, что было знаком того, что их потомки достойно жили и проходили победоносными походами по новым неизведанным просторам земного мира.

Но вот в озерцо, образовавшееся из водяных капель и тончайших струек, сочившихся из стенки розового гранита, обладавших таким составом воды, что самоцветы устилавшие дно озера и ручейка никогда не мутнели, не заиливались, не покрывались солевыми отложениями. Эту воду по чистоте можно сравнить с дистиллированной, но дистилат мертв, а эта вода была живая. Она затягивала раны, вылечивала множество смертельных болезней, старикам возвращала молодость, молодым излечивала физическую мощь.

Эта вода не покупалась и не продавалась.

Эту воду можно было получить только у прошедшего Великое Посвящение.

Право набирать эту воду, хранить и распределять ее по каплям, являлось одной из привилегий Посвященного, дававшего ему дополнительную власть над людьми.

Даже жрецы хама не имели права прикасаться к поверхности священного озера и вытекающего из него ручья.

И вот в это озерцо, в эту священную воду, кто либо и Неофитов, опускал, освободив от оправы, свой драгоценный камень, который опустившись на дно, сливался с волшебным ковром из рубинов, изумрудов, опалов, сапфиров и других самоцветов, поражавших своей красотой и величиной, и тогда во тьме подземного храма, среди тихого треска горящего янтаря из которого были сделаны священные факелы и святомники, слышался глубокий вздох, означавший то, что Духи предков услышали зов избравшего путь знаний и тело юноши и девушки, сделавших выбор, озарялось переливами подобно драгоценному ковру, устилавшему дно озера.

Много рабов, скота и других ценностей было отдано за этот самоцвет родителями и покровителями мальчика или девочки, на которых указывали жрецы, как на возможных претендентов способных получить Великое Посвящение.

Драгоценный камень заключался в оправу и одевался на шею того, кого посвящали Великому Холму. С этого момента владелец камня принадлежал только Холму и жил только для встречи с ним и только Холм в будущем определял его дальнейшую судьбу, а пока судьба его не была определена, все племя жило спокойно так как не было на Земле ни одного завоевателя, который бы осмелился бросить вызов Холму, организовав набег на племя в котором жил посвященный ребенок.

Неофит не расставался с камнем на протяжении всей подготовки к Посвящению, ежедневно утром и вечером произносились им обращения к Духам предков с просьбами оставить подземный мир и стать другом и соратником, вернуться в мир живущих под Солнцем, для того, чтобы древняя мудрость предков вновь стала служить людям.

Теплота юного тела насыщала драгоценный камень энергией, которая, коснувшись священных вод, должна была освободившись, пробудить к новой жизни духа. А при удаче, несколько Духов, освободить их от грусти и печали о прошлых жизнях, привязать их к молодому, здоровому юношескому или девичьему телу, которые искренними просьбами, чистотой своих помыслов выведут их из подземной жизни в мир радости, мир Солнца.

Те же, кто опустив камень не получали поддержку Духов, не только теряли право на Великое Посвящение, они теряли жизнь.

Радостные и одухотворенные, светящиеся неземным светом возвращались мужчина и женщина подружившиеся с Духами предков. Шли они по темным переходам, по висячим мостам через глубокие провалы, ползли по узким проходам, но сердца их пели от счастья вместе с Духами принявшими решение возвратиться в мир жизни, для того, чтобы помогать людям, жить, любить и радоваться бесценном дару, каковой и есть земная жизнь.

Когда они, усталые от трудного пути, выходили из Священной Пещеры, их встречало заходящее Солнце, которое гасило священный огонь их святящихся тел, и делало его невидимым для непосвященного глаза простого охотника, пахаря, рыболова.

Их пещеры выходили обыкновенные по внешнему виду мужчины и женщины, но ожидавшие их родственники и друзья знали, что это идут люди, обладающие невиданными способностями, и они падали перед ними ниц и простирались на земле перед ними, как перед Богами. Затем поднимались и, вознеся над собой полубогов, несли их к лагерю, где была приготовлена еда для праздничного пира.

Те же, кто не увидел своих питомцев среди выходящих из пещеры, так же пали ниц на землю, а многие из них пали на свои мечи, которые пронизали их насквозь, ибо Боги сказали им, что они не смогли воспитать своих питомцев в любви и уважении к предкам, и их Духи отказались вернуться к земной жизни. Те, немногие, оставшиеся в живых долго лежали в бессознательном состоянии и затем медленно тянулись к берегу, где стояли их челны и без промедления покидали священную землю. Потому что те, кто не покинет эту землю до рассвета – будут принесены в жертву восходящему солнцу на вершине Великого Холма. Были и такие. Было их много.

Пир продолжался до того момента, пока не погасла вечерняя заря. Это был скорее даже не пир, а трапеза, так как впереди было самое главное испытание и праздновать частичную победу-удачу, когда последнее слово Богами не сказано, было бы в обычаях нашего времени; а в те времена люди были суровы и четко разделяли достижение главной цели от промежуточных успехов и не считали их наградой, а только успехом, добытым тяжелым созидательным трудом, который открывал дальнейший путь к Великому Посвящению. На этом пиру-трапезе говорили только прошедшие испытание. Они тихо благодарили присутствующих за науку. Таким же тихим голосом они вспоминали по именам своих живых соплеменников и благодарили умерших за то, что они помогли им вывести услышавших их зов Духов из лабиринта священного Храма.

Но вот гасли последние лучи заката и все ложились отдыхать.

Претенденты засыпали сразу. Многие годы тренировок и однозначность принятия решения идти на вершину выработали в них характер «одного луча» воли, направленной на достижение поставленной цели. Их наставники и друзья, имевшие практически такую же подготовку, не могли спать, они находились в каком-то забытьи, слушали каждый вздох своих учеников и товарищей, идущих на посвящение, уважение, преклонение, богатство, но главное это была власть. Власть над людьми и стихиями. Власть, дающая необычайную возможность наивысшего взлета такой черты характера человека, как чувство собственного достоинства. Учителя, наставники и, особенно, друзья и товарищи, на которых претендент на Великое Посвящение оттачивал свое мастерство по введению людей в транс состояние, отрабатывал психотехнику управления измененным состоянием сознания, как отдельных личностей, так и человеческих масс, вспоминали и взвешивали на «весях» здравого смысла каждый миг прожитой жизни, искали возможные просчеты и промахи. Еще было время. Еще можно было исправить ошибки прошлого, завершить недоработанное.

Громовыми голосами священных труб возвестили о начале нового дня – дня летного солнцестояния. Великого Дня Солнца.

По белому серпантину широкой доги, усыпанной мелким ракушняком, вьющимся по всем четырем террасам холма, процессия направлялась на левое крыло Холма к Храму солнца, который находился у основания гранитного кольца – высшей точки Холма, его «головы», на расстоянии 777 двойных мужских шагов.

Это была усеченная на 2/3 пирамида из белого мрамора, привезенного из южных морей. Внутри пирамиды был Храм Солнца, посередине которого находилась исполинская статуя самой быстрой птицы на земле – белого сокола-кречета с глазами, сделанными из двояковыпуклых линз, выточенных из гигантских кристаллов горного хрусталя и красных рубинов.

Солнце только один раз в году через маленькие, не больше обручального кольца, отверстия в крыше-площадке Храма попадало в глаза соколу и сухая ветвь вставленная определенным образом в его клюв возгоралась, оповещая о Великом Солнцестоянии. И тогда, на жертвенный алтарь, находившийся в когтистых лапах статуи, падали живые сердца людей, животных и в первую очередь тех, кто, потеряв в подземном Храме своего питомца, не покинул священной земли, выбрали жертвенную смерть.

Крышей усеченной пирамиды была четырехугольная площадка. Пирамида и вместе с ей площадка были строго ориентированы по частям света. В центре этой площадки установлен высокий столб из черного мрамора, отбрасывающий свою тень на площадку, размеченную кристаллами горного хрусталя. В обычное врем кристаллы были спрятаны в кожаные чехлы для сохранности, и открываемые только в дни празднеств и в часы постоянных измерений, производимых жрецами солнца четырежды в сутки: на рассвете, в полдень, на закате и в полночь.

Измерения велись из таких дальних времен, что солнце поменяло место своего выхода и заката, и стало входить там, где на момент этих событий заходило.

В священном квадрате были расположены из полированного мрамора столбики и глыбы различной конфигурации, по которым жрецы исчисляли движение солнца. Луны в те времена не было.

На площадку вело две лестницы.

Одна с восточной стороны, другая с западной. Причем подниматься можно было только тогда, когда глубоко вырубленная восточная лестница освещалась солнцем, когда же на эти ступени падала тень, подниматься было запрещено. Покидать площадку можно было только тогда, когда западная лестница в свою очередь освещалась солнцем. Таким образом, взошедшие на площадку находились на ней целый день с непокрытой головой под падающими, практически отвесно солнечными лучами.

Исключение составляли жрецы, ведущие непрекращающиеся никогда наблюдения. Для них был сооружен каменный домик на выступе за пределами площадки, к которому вели тринадцать узких ступеней, так как крыша домика находилась вровень с поверхностью площадки. Домик располагался с северной стороны.